24 февраля 2012 года
Мой старый верный brother!
Никогда не думал, что придется писать тебе это письмо. Мы оба разделяем нелюбовь к эпистолярному стилю, что было уже давно доказано во время наших интернационалистических миссий или – подытоживая – на протяжении уникальных событий последних двадцати лет. Другими словами, лишь исключительные, как в этом случае, обстоятельства, заставили бы меня написать тебе.
Если бы обстоятельства были нормальными, эти вещи я должен бы говорить тебе лично, и о многих из них мне не пришлось бы даже и говорить. Казалось бы, вполне достаточно того, что тебе приходится отчаянно бороться с пожирающей тебя болезнью, но – нет – теперь к этой схватке присовокупляется борьба с иным, наиболее смертельным человеческим недугом – Ненавистью.
Ненависть, в силу которой я не могу крепко обнять тебя от имени нашей пятерки в благодарность за весь твой труд.
Ненависть, в силу которой я не могу посмеяться вместе с тобой над каждой шуткой, порождаемой твоим колоссальным мужеством.
Ненависть, в силу которой я должен лишь догадываться – по твоему дыханию во время телефонных разговоров – о напряженном передвижении фронтовых линий твоего личного боя.
Ненависть, в силу которой меня обуревает чувство горечи из-за того, что я не в состоянии позаботиться о тебе вместе со всеми теми, кто любит тебя; в силу которой я не могу находиться рядом, чтобы поддержать Сари и ребят.
Ненависть, в силу которой мне не дано видеть, как вырастают наши племянники, ставшие за эти годы совсем взрослыми юношами и девушками. Как же ты должен гордиться своими сыновьями!
Ненависть, в силу которой я не могу просто-напросто обнять своего брата. В силу которой я вынужден наблюдать – из далекого и абсурдного заточения – за ходом событий, в которых должен бы принимать прямое участие, как любой другой человек, отбывший срок тюремного заключения, уже сам по себе весьма продолжительный и продиктованный именно Ненавистью; но даже и этого недостаточно.
Что же делать перед лицом подобной ненависти? Я думаю – то, что мы делали всегда: любить жизнь и бороться за нее – за нашу, и за жизнь всех остальных. Преодолевать все преграды с улыбкой на губах, с удачной шуткой, с оптимизмом, который воспитали в нас с детства. Двигаться только вперед, быть бесстрашными и никогда не сдаваться; всегда вместе, бок о бок, несмотря на попытки разлучить меня со всеми, кого люблю, и таким образом наказать нас всех.
Сегодня я вспоминаю те замечательные дни, когда ты занимался спортом. Ты – в бассейне, мы – на ступеньках трибун, скандируя твое имя, пока ты плыл; звук наших голосов доходил до тебя с перерывами – когда ты поднимал голову, чтобы сделать вздох. Потом ты рассказывал нам, что время от времени ты слышал свое имя полностью, а иногда – то начало, то конец. Тогда мы научились ждать момента, пока твоя голова не покажется из воды, и в ту же секунду мы все, в один голос, скандировали твое имя. Ты не мог видеть нас, но до тебя доходил хорошо слышимый голос нашего присутствия, и ты знал, что мы находимся рядом, хотя и не можем непосредственно вмешиваться в соревнование, развертывающееся в бассейне.
Сегодня история повторяется. В то время, как ты, собрав все свои силы, борешься с этой проблемой, я продолжаю подбадривать тебя – теперь вместе с твоей семьей, которой в те времена у тебя еще не было. И хотя ты не можешь видеть меня, ты знаешь, что я нахожусь рядом, вместе с твоими – и моими – родными. Ты знаешь, что твой брат – из своей необычной ссылки, из самой глубины печали принудительной разлуки, связанный самыми абсурдными условиями поднадзорного освобождения, из самого центра своего достоинства кубинского, как и ты, патриота, из глубины любви, порожденной кровными узами и объединяющими нас жизненными событиями, – есть и всегда будет рядом с тобой. Всякий раз, как поднимешь голову, ты сможешь услышать мой голос, сливающийся с голосами моих племянников.
Дыши, brother, дыши!
Любящий тебя
Твой брат Рене